— Как же здесь хорошо! — воскликнула девушка, и по гордому спокойствию Александроса поняла, что молодая рощица — дело его рук. — Как, должно быть, приятно, когда можешь помочь родному городу.
— Да, — согласился Александрос. — Это так. Мне тоже здесь очень нравится, — сдержанно добавил он.
Александрос видел улыбку счастья на ее лице. Он читал в ней восхищение и волнение, но не позволял себе верить в ее искренность. В его сознании образ невинной Келли раз и навсегда померк. Келли, которую он видел перед собой, не могла быть по-детски восторженной, какой он знал ее прежде, до того рокового дня.
Келли посмотрела на мужа, и ее улыбка погасла. Александрос был скован подозрениями, и это отчетливо отражалось на его лице.
— Ресторан недалеко отсюда. Надо лишь повернуть за угол. Его владелец — мой старинный друг и один из участников нашего экологического проекта, — прокомментировал Александрос, припарковав машину.
Келли понимающе кивнула.
Она устала от этих перепадов в его настроении. В один миг Александрос казался ей приветливым, обходительным, а в следующий момент он свирепел по совершенно необъяснимым поводам, заставляя ее пугаться и отчаиваться. Как и теперь, после короткой прямодушной беседы он вдруг осекся и замолчал. От этих внезапных перемен Келли уставала не только эмоционально, но и физически. У нее словно пропадали всяческие силы и желания, наступало безразличие.
Войдя в ресторан, она осмотрелась. Обстановка и атмосфера пришлись ей по душе, но от комментариев она воздержалась, продолжая сосредоточенно наблюдать за своим непредсказуемым спутником.
Умом девушка понимала, что его недовольство, гнев, сомнения, подозрения и мстительность связаны с недоразумением, невольной причиной которого оказалась она. Но поскольку Келли не считала себя прямой виновницей этого происшествия, то все его негативные к ней чувства она невольно расценивала как некую личную антипатию к ней как к не самому приятному в общении человеку. Поэтому Келли совершенно искренне стремилась угодить мужу в том, что не оскорбляло ее женского и человеческого достоинства.
Она понимала, что относительно этого ресторана ей рано или поздно придется высказать свое мнение. Александрос непременно спросит ее об этом. Келли могла ограничиться общей фразой, но учтя те обстоятельства, что были ей известны, а именно: он привел ее сюда в первый их совместный выход на его родине, владелец ресторана — его старинный друг, а также то, что здесь действительно очень хорошо, решила тщательнее сформулировать свое мнение.
Кроме того, кухня оказалась превосходной, повар — волшебником, обслуживание — сказочное. Им дали почувствовать себя монаршей четой…
Но Александрос не позволял ей расслабиться и насладиться. С ним она каждую минуту чувствовала себя словно на качелях. Миг — упоительно, миг, а то и дольше, — отвратительно. Он изводил и изматывал ее своей ершистостью, а потом вдруг становился нежнее котенка, ластился к ней, смущал своими откровенными прикосновениями. Он мог сиюминутное недопонимание превратить в вечное мучение, а томную ласку — в пронесшуюся с невообразимой скоростью вспышку воспоминаний. В представлениях Келли так и осталось с детских лет представление, что Александрос Корос может все… И вознести на небеса и швырнуть о камни. Так и происходило.
Неожиданно для себя Келли услышала:
— Ты говорила, что твои родители погибли в автокатастрофе. Как это произошло?
Келли нахмурилась, припоминая, когда она такое могла сказать, учитывая, что характер их возобновленного общения к откровениям подобного рода не располагал. Она осторожно произнесла:
— Не помню, чтобы лично говорила тебе об этом. Уж скорее, ты прочел о случившемся в газетах.
— Возможно, — кивнул Александрос. — Как такое могло произойти?
— Как обычно происходят похожие трагедии. Внезапно и невосполнимо. Мой папа…
Келли прервалась и глубоко вздохнула. Не таким она любила вспоминать своего папу, кроме того, не вполне понимала, для чего Александрос затеял этот не самый приятный разговор.
— В тот день он впервые признал тот факт, что дела компании обстоят не самым лучшим образом, в чем немалая доля и его ответственности. Отец, видимо, решил смягчить восприятие печальной правды несколькими бокалами спиртного. Он так часто поступал. Но в тот день он не позволил маме сесть за руль. А она, вероятно, не смогла настоять. Ей бы не следовало ехать с ним, но мама и представить себе не могла, чтобы оставить папу одного в таком состоянии.
— Прости, Келли… Я не знал. Я бы не стал бередить в тебе эти воспоминания, — извинился Александрос.
— Ничего… Теперь знаешь. Но что это меняет для тебя? — спросила Келли, памятуя о его неучтивом разрыве с ее родителями семь лет назад. — А как поживает твоя мама? Почему она не приехала на бракосочетание с остальными родственниками?
— Она стара. Ей непросто даются переезды и на более короткие расстояния, — слукавил Александрос. — Да я бы и не стал от нее этого требовать. Мне важно знать, что у моей матери есть все необходимое для ее комфорта. В ее возрасте ничто так не ценится, как благополучие и удобство. Ее устраивает, что я подхватил эстафету предков, корпорация «Корос» процветает. Я оправдал статус наследника судовладельческой империи. Моя мама из тех людей, что придают процветанию семейного бизнеса огромное значение, — равнодушно проговорил Александрос.
Келли и прежде замечала, но по малолетству не придавала значения тому обстоятельству, что родители Александроса никогда не выказывали своего нежного отношения к сыну, в то время как ее родители, бабушки и дедушки готовы были круглосуточно тискать ее, удовлетворять все детские капризы, умиляться ее оговоркам, не отпускать от себя ни на шаг. Порой это было приятно, но чаще утомляло. Поэтому Келли думала, что независимость взрослого соседского мальчика Александроса Короса от взрослых — великое счастье.